«Дело вообще не в хохлах» — интервью Андрея Гурулёва про то, как закрутилась Третья мировая

Пятьсот одиннадцатый кабинет повидал много хозяев, но, кажется, впервые он стал чьим-то по-настоящему. Даже после избрания в Госдуму во время недель для работы в регионах тут гремит голос бывшего вице-премьера края Андрея Гурулёва. 

Почему Россия бросила силы на юг Украины?

— Судя по карте военных действий, сейчас силы России направлены на юг Украины, на береговую линию Чёрного моря. Ощущение, что мы сначала смотрели на север и что-то там пытались делать, сейчас резко сконцентрировались на юге. С чем это связано?

— Немного не так. Сегодня, когда натовцы накачали Украину оружием, они провели мобилизацию и всех, кого можно, уже отмобилизовали. Это, кстати, объясняется тем, что приличное количество наёмников у них сейчас находится в строю, потому людей своих у украинцев не хватает.

Они довольно-таки успешно провели наступательную операцию на харьковском направлении. Там и мы где-то ушами прохлопали, это тоже надо уметь признавать. Тем не менее, люди достойно сражались и смогли остановить их на входе в Луганскую область. Если кто-то думает, что мы специально оставили Харьковскую область — нет, у нас просто сил не хватило удержать их ударную группировку, которую они сваяли.

То, что касается юга: конечно, нам жизненно важен выход или побережье вдоль Азовского моря. Это материковый выход на Крым по сухопутью, без моста. Второй выход. И мы его в любом варианте удержим.

Они пытались выбить нас с правого берега Днепра, с того плацдарма, который мы захватили. Отжать обратно Новокаховскую ГЭС (это последняя ступень каскада Днепровских гидроэлектростанций, находящаяся в пяти километрах от города Новая Каховка Херсонской области. Станция регулирует сток Днепра питания электроэнергией и водоснабжения юга Украины и нужна в том числе для навигации от Запорожья до Херсона — Ю.С), так как там плотина — это как раз путь сообщения между двумя берегами Днепра.

У них получилось продвинуться на расстояние от 20 до 40 километров.

— Стратегически важный объект?

— Крайне важный.

Основной удар там пришёлся на нашу крымскую 126-ю бригаду. Мужики достойно отработали. Да, они сильно потрёпанные, но противника они уничтожили немерянное количество. Потом были введены резервы, и по этому рубежу противник остановлен.

Сегодня основная задача — это перейти к стратегической обороне по всей линии фронта. Для чего? Первое: чтобы украинцы до конца добили свои резервы, и мы их уничтожили, потому что они не оставляют попыток контратаковать на том или ином направлении. 

Второе — накопить свои запасы, третье — провести мобилизацию, четвёртое — пополнить и восстановить боеспособность частей, которые на фронте. И пятое — создать ударные группировки, которые будут работать дальше по денацификации и демилитаризации Украины.

Исходя из существующих моментов я предполагаю, что на мобилизацию и формирование новых частей нам нужно ещё с учётом того, что дополнительная потребность идёт, примерно… (делает секундную паузу) предполагаю, что это будет не раньше 20 ноября закончено.

— Мобилизация?

— Да, именно во вновь формируемых частях, полках, дивизиях. Плюс время на перемещение и изучение обстановки, потому что переместить мотострелковый полк из Забайкалья на театр военных действий — это дней 20 минимум.

— Почему так долго?

— А потому, что надо эшелоны грузить. Даже если грузить с двух-трёх станций, погрузка эшелона плюс его движение — Транссиб у нас не очень быстрый, это правда, и крайне забитый в том числе и грузами, — поэтому даже если отправлять по экспрессу, эшелон будет идти дней 8-9. Плюс погрузка — разгрузка, прибытие в район боевого предназначения, принятие решения. То есть это целый цикл военной работы. 

— Вы сказали «надо нормально провести мобилизацию». Это те 300 тысяч, которые планировалось… (перебивает)

— Планируется и будет выполнено.

— Путин, по-моему, вчера сказал, что пока мобилизованы 222 тысячи. То есть будет донабор?

— Это призвали на сегодня; 222 тысячи  — это не потому, что мы не можем мобилизовать, да ну я вас умоляю. Это по той простой причине, что мы забрали восполнить текущий временный некомплект в боевых частях — то есть те, кто сразу пришли в окопы, и это возможность наших учебных центров по подготовке и формированию тех частей, которые необходимы.

— А не получится так, что сразу призовут тех срочников, которые сейчас отслужили и уезжают домой — по-моему, порядка 217 тысяч человек?

— Да всё может быть., но пока я такой угрозы не вижу. Если они год отслужили, они уже являются нормальным мобилизационным ресурсом, правда?

Исходя из той тенденции, которая сегодня идёт, и набора, который есть, я думаю, что они не успеют в эти 300 тысяч попасть.

На войне очень быстро учишься

— По поводу того, как проходила частичная мобилизация: у меня ощущение, что у нас в крае почти все пьяные были. Я не говорю, что это плохо, и более того — понимаю, почему мужчины так себя повели. Но насколько безопасно, выдернув людей из нормальной жизни и дав им пропиться, их отправлять к местам боевых действий?

— Ну давайте так: я был в Борзе. Сейчас там сформировали разведбат, я с мужиками разговаривал. Взрослые мужики стоят в строю, и  солдаты, и сержанты, и офицеры. Причём офицеры многие из тех, кто со мной служил здесь, в Забайкалье ещё в те далёкие годы с 2000-го по 2008.

— Ну это профессиональные военные, а я про простых людей.

— Ну военных-то тоже мобилизовали, они тоже уже не служили лет по 10. Я с людьми поговорил и, скажу вам, получил такое чувство нормального удовлетворения своего военного.

— Вернёмся к непрофессиональным военным, призванным по частичной мобилизации. Их реально обучить что-то делать на передовой за такое короткое время?

— Конечно, реально. Я вам откровенно могу сказать: как ни учи, на войне очень быстро учишься, по себе знаю (улыбается). Когда понимаешь, что или ты, или тебя. В принципе, сегодня технику ещё где-то недопоставили или её поставят сразу в район. Базы находятся далеко и, может быть, и нет смысла тащить откуда-нибудь в Урала технику сюда, а отсюда — обратно. Логистика не позволяет. Поэтому часть боевого слаживания они проходят в районах боевого  предназначения. 

Я со своими разговариваю, с 58-й армией, которая сейчас там находится (в 2010 году Андрея Гурулёва назначили начальником штаба — первым заместителем командующего 58-й армией Южного военного округа на Северном Кавказе, в 2012-м — командующим этой армии, этот пост он занимал до 2016 года — Ю.С.).

Туда пришли люди (мобилизованные — Ю.С.) — их командир полка в тыл отвёл  и с ними там проводит занятия. С танкистами стреляет прямо там. А там деваться некуда, никто никого не спрашивает — поле отгородили, мишени поставили, начали работать.

«Первую партию, — говорит, — я сейчас заведу в окопы». Понятно, да, о чём речь идёт?

— Это участие в боевых действиях?

— Конечно. На линию боевого соприкосновения. То есть эти уже нормальные, их отбирают.

Там мужики-то мыслят по-своему, им же надо задачу выполнить, им не главное людей туда напихать, командирам-то. Командир прекрасно понимает, что если он притащит туда танковый экипаж, который толком ни стрелять, ни водить не умеет — что он от этого получит? Сгоревший танк и погибший экипаж — правильно?

Поэтому их там гоняют [на тренировках] и день, и ночь — ничего не мешает. боеприпасы и топливо на это дело есть. Техника штатная имеется, на ней и учатся.

«С информацией провал»

— К нам на этапе мобилизации поступали сообщения, которые пресс-служба Восточного военного округа не опровергала и не подтверждала.

— Глухонемые что ли?

— Не комментировали. 

— Хороший подход.

— Так вот, как будто бы в числе мобилизованных в первые дни были три погибших в Песчанке и будто бы два в Борзе. Там не понятно, суициды или другие причины смертей, у меня вопрос в другом: СМИ сейчас не могут это публиковать без подтверждения, а  нам такое не комментируют. Вместе с тем, люди в соцсетях и между собой обсуждают это. Почему про реальное количество погибших при призыве нормально нельзя говорить, чтобы слухи их число не множили? Может быть, там, например, сердце у человека остановилось, но это не было связано с призывом.

— Слушай, я не знаю. Ты такие вопросы задаёшь — я первый раз слышу, что кто-то там суициды совершил.

Откровенно говоря… В чём пресс-службе округа проблема дать информацию: ну умер человек? Всякое же бывает, что здесь такого-то? Всякое  бывает.

— У меня такой же вопрос.

— Ну вот я не знаю. Не могу ответить за пресс-службу, могу ответить за себя, как я эту ситуацию вижу. На данном этапе у нас вообще с Минобороны провал по информации — это тоже правда, и мы об этом говорим. И  говорим не только в регионе, но и на широком экране на всю страну.

Буквально 3 дня назад звонил первый замминистра обороны Руслан Цаликов, говорит: «Андрей Викторович, приедь, переговорим по информационной политике и информационному противоборству». Я говорю: «Хорошо, из Читы прилечу — заеду».

Семнадцатого прилечу, сразу пойду в Госдуму, потом к Соловьёву Владимиру Рудольфовичу, он уже ждёт.

— У вас дружба с ним?

— У нас очень хорошие отношения. Не знаю, дружбой это называть или не дружбой, но то, что отношения приличные — правда. Можно что угодно говорить, но когда ты его лично знаешь, общаешься с ним не только стоя  перед камерами, но и в кулуарах, — могу сказать, что это крайне достойный мужик и грамотный человек. Причём довольно-таки жёсткий, и он весь внутри российский.

— Жёсткий журналист или жёсткий пропагандист?

— И журналист, и пропагандист.

— Не бывает вместе, бывает либо то, либо то.

— Ну вы знаете, а чем отличается? Я кто: пропагандист или кто? Депутат Госдумы?

— Вы военный. 

— А я уже четыре года как не военный.

— А в душе-то?

— Я просто человек системный очень.

— Армия накладывает отпечаток.

— Я проблему могу раскладывать на раз, два, три, четыре, пять. Не забалтывать её, а чётко говорить по каждой позиции. Что, честно говоря, многих вышибает из колеи в том числе в нашем любимом Забайкальском крае.

— Вы часто резко высказываетесь. Вам не прилетает за то, что вы говорите в эфире и в интервью журналистам?

— Нет. Мне никто не говорит, что говорить в эфире. Мне вообще за это время никто из должностных лиц не сказал, что мне говорить и как, хорошо я говорил или нет. 

Знаете, дело не в том ведь, чтобы говорить, что всё нехорошо, мы обозначаем не только проблемы, но и пути решения. И если я о чём-то говорю, я понимаю, о чём, а уж в военном плане…

Война далеко, и приехал какой-то военный сюда, в Забайкалье, два с половиной года тут шухер наводил, а теперь на телевидении шум создаёт. А я в этом деле соображаю немного, я ж всё-таки стратег.

«Отматерить в коридоре мы и сейчас можем кого хочешь»

— В крае в органах власти к вам поменялось отношение после того, как вы перестали был зампредседателя правительства региона, когда вы здесь имели непосредственное влияние?

— Я его и сейчас имею.

— Я не про авторитетность, это вопрос про то, что выговор прилететь может или про в коридоре вон отматерить, возможно.

— Отматерить в коридоре мы и сейчас можем кого хочешь. Насчёт выговоров: пока был зампредом, я никогда никому не наложил ни одного взыскания, я и командующим армией был — ими не разбрасывался. Если человек ошибся, есть два варианта: можно его поставить на место своей волей и харизмой, воткнуть туда, где он должен быть. А если он вообще ничего не понимает, то ему не нужно никаких взысканий объявлять, он должен быть просто уничтожен, но это крайняя редкость, поэтому я сегодня здесь среди соратников имею понимание, и мне не проблема поставить какую-то задачу. 

Даже не будучи членом правительства я знаю, что она будет выполнена.

— Я вам больше скажу: сегодня все, кто находится на фронте — это большинство тех, кто со мной в плечо служил либо мои воспитанники на звеньях командующих округов и ниже. И я знаю, что там происходит, не по прессе и не по телеграм-каналам. И многие вопросы из тех, которые на телевидении поднимали, — наверное, не всем их было приятно слышать, но это не от того, что мы хотели раскачать общество или сказать какую-то гадость. Мы чётко хотели, чтобы нас услышали и произошли какие-то изменения.

Откровенно вам скажу: нас слышат. Слышат. Во всяком случае, назначение Суровикина командующим (Герой России генерал Сергей Суровикин с 8 октября является командующим Объединённой группировкой войск Вооружённых Сил России в зоне специальной военной операции — авт.), указ президента по передаче полномочий по награждению командующим группировок, удары по критически важным объектам — это все те очевидные вещи, про которые мы не раз говорили. Причём уж по энергетике-то я язык сломал говорить, что главный вопрос — вывести энергетическую систему, всё остальное само колом встанет.

«Не факт, что не придётся двигаться дальше на запад»

— Почему этого не сделали раньше? Мы за два дня раздолбали энергетику страны, но перед этим семь месяцев рядом с этим ходили.

— Есть несколько моментов, давайте на вещи будем смотреть реально. Хотели просто склонить к переговорам и выполнению наших условий. Понятно, что не украинцев, а американцев. Мы ж понимаем, что с хохлами разговаривать бесполезно, там не с кем, это просто манекены говорящие.

Второе: давайте уже откровенно скажем, а кто потом всё это будет восстанавливать? 

— Это будет территория России? Почему мы-то будем восстанавливать?

— А кто это будет восстанавливать? Думаете, у нас не было в планах, что в Херсонская и Запорожская области будут территорией России?

— Нет, я говорю про бомбёжки Киева.

— А что Киев? Киев-то столица Руси, вот и всё. Давайте мы на этом не будем зацикливаться, откинем политику и то, что шелуха и сверху летит, и поймём одно: чтобы денацифицировать и демилитаризовать Украину, мы должны выйти на её западные границы, то есть на границы Польши, Венгрии, Румынии и Словакии. Ну Молдавии ещё.

И здесь не надо питать иллюзий: выйдем мы с боями или просто так, как на Порт-Артур вышли, когда маньчжуров громили, на платформах танки перевезли. Это третий вопрос, но именно тогда эта тема будет закончена. 

Но не факт, что нам дальше не придётся двигаться в западном направлении, судя по тому поведению американцев. Все кричат: «НАТО, НАТО». НАТО — это просто инструмент Америки, и как бы мы сейчас не давили западную Европу, как бы они там ни мёрзли и ни губили свою промышленность — это один из пунктов Соединённых Штатов Америки, чтобы их загубить. Им это выгодно. Идёт большой передел мира, громадная турбулентность.

Если рванёт Тайвань

— Надо ещё понимать, что какое-то количество военных здесь держать… Все: «Тайвань, Тайвань, Китай». Ребята, если рванёт Тайвань, сразу рванут Япония, Южная и Северная Кореи весь юго-восток, и нам достанется по полной программе. Это вторая тема, которая будет крайне серьёзной, она назревает. 

Коммунисты в Китае поставили задачу присоединить Тайвань до 2025 года, рядышком. Это всё элементы Третьей мировой войны.

Для нас есть предельно понятные моменты, потому что действия военных — это не более чем выполнение политических решений. Война — это продолжение политики, и мы имеем то, что имеем. 

Намного важнее всей украинской кампании

— У нас, наверное, ещё есть проблемы с суверенитетом, нам надо отменить все эти бюджетные решения и полностью отвязать рубль от бакса. Ещё в начале 90-х у нас было подписано бюджетное правило, по которому наличная денежная масса у нас в стране зависит от доллара. Вот от этого нам надо отходить и переходить к той системе, когда мы денежную массу должны иметь от объёма производства и произведённого продукта. Тогда не будет хронического недофинансирования, будут деньги на развитие и оборотные капиталы, у нас моментально будет громадный рывок. Думаю, мы к этому сейчас подойдём. Те санкции, которые ввели в отношении нашего главы Центробанка (Эльтвиры Набиуллиной — Ю.С.) говорят, что мы где-то на его пороге, и это будет самое революционное решение, которое намного важнее всей украинской кампании.

Безусловно, к нему ещё нужно прийти, но в таких вопросах точно ничего бегом не делается. Надо понимать, что устойчивость финансовой системы — один из залогов нашей победы, разбалансированность нам может дорого стоить. У нас нет вариантов проиграть в этой войне.

По срокам я сразу сказал, что всё дай бог устаканится к 2027–2030 году. 

— Дожить бы. Вам за время проведения спецоперации было страшно хоть раз?

— Не знаю… А что это мне должно быть страшно? Вообще, чтоб вы понимали, человек, который не  боится — сумасшедший. Но я не был на данном этапе на переднем крае под интенсивным обстрелом. Хотя я не просто в Мариуполь съездил, я навестил всех своих: проехал по командным пунктам, посмотрел, кто чем занимается. Но это отдельная, не открытая тема для разговора — есть моменты, которые надо было исправить, есть те, которые уже нормально идут, есть мужики, которые при памяти, есть балбесы. Всё как обычно в нашей стране, ничего нового.

«Даже финны хвост задрали»

— У нашей страны есть военные базы рядом с Украиной, где есть приличные запасы боеприпасов. Они сейчас задействуются или это пока неприкосновенный запас? Откуда сейчас берутся боеприпасы?

— С заводов.

— Напрямую делаем — поставляем?

Андрей Гурулёв кивает.

— Запасы складов задействуются при этом?

— Мы уже то, что могли, взяли. Есть стратегический запас, который не трогается — только что рассказывал про Тайвань, а у нас ещё Средняя Азия гуляет, с Прибалтикой непонятки серьёзные. У нас даже финны хвост задрали, как бы им по ушам не настучать. Здесь много моментов, на которые мы должны иметь запас. Но это тема закрытая.

Я могу вам сказать, что оборонная промышленность увеличила своё производство от 4 до 18 раз, и на данном  этапе она не просто раскрутилась в три смены и наращивает производительность труда. У нас сейчас строятся громадные оборонные заводы. Предполагаю, что нам не долго осталось ждать до их запуска. Дай бог, чтобы к концу весны или началу лета они раскрутились в полном объёме, тогда бы мы плевать на всех хотели и полностью самообеспечимся.

— Если будет вероятность переговоров, Путин должен говорить с Зеленским или с Байденом?

— Это надо спросить Владимира Владимировича, он сам примет решение. Но если Зеленский там и будет участвовать, то в роли шавки, которая будет сидеть и слушать. что ему скажут, не больше того. Также было, когда при Порошенко с Владимиром Владимировичем разговаривала Меркель. Того ни о чём не спрашивали. А этот француз-то был… как его… Макрон — чудо это, тот просто сидел и кривлялся там. А решили всё два человека, наш президент и Ангела Меркель.

— Как будут сейчас управляться и контролироваться присоединённые к России территории, как там будут создаваться органы власти: из местных? Приезжих? Или это будут военные?

— Военные будут присутствовать в любом варианте, потому что необходимо обеспечить безопасность тех регионов, в основном это будет Росгвардия. Органы власти будут идентичны нашим и формироваться они будут по способностям: и из местных, и из приезжих. Губернаторов президент уже назначил, они все местные. Они знают территорию, людей и смысла их менять нет. Они уже являются знаменем для каждой области. 

Но поймите правильно: жизнь на Украине и в России кардинально разная. Первое и самое главное для  Украины — убогость. Если вы приедете в Херсон, вы поймёте. Ты-то ещё молодая, а для меня как будто попал в Советский Союз, причём конкретный, в совок в самом худшем его проявлении. Был хороший Советский Союз, а это вот…

— Крым после присоединения?

— Да, особенно в своей северной части около Джанкоя. Там ужас был, мы когда приехали — просто ошалели от того, что  увидели. И примерно такое же там сейчас. Мы уже не удивляемся, мы понимаем, о чём речь идёт.

У них же предприятия работали… Но там конкретно страну грабили, расхлестали её в пух и прах. Но когда мы говорим украинцам, что можно жить лучше, они не верят, потому что пропаганда и потому что они не жили по другому. Им вбили, что лучше в Европе.

Свой пример приведу. Со своим товарищем я учился в училище, мы лейтенантами жили в одной комнате в общаге. Он в Крыму живёт. В марте  2014 года было присоединение [Крыма к России], а на майские праздники я говорю: «Бери жену, приезжай ко мне».Тогда были капитальные проблемы с логистикой, там даже самолёты не летали, он  кое-как доехал до Керченской паромной переправы, переплыл на тот берег и там мы его на машине подхватили.

Я его привёз во Владикавказ. Он доехал до Владикавказа и вышел с квадратными глазами. Там же шикарные дороги, поля засеены, богатые сёла. Ну что такое Кубань и Ставрополье? А в Кабарду (в Кабардино-Балкарию) заезжаешь, они же вообще богато живут, они же трудяги. Там как эти гуси пойдут через дорогу — всё, застрял на полчаса.

А когда ещё посмотрел, как мы празднуем 9 Мая, как ухожены наши памятники — у него мир перевернулся.

Сейчас же на Украине прошло 8 лет накачки [противороссийской пропаганды], за эти 8 лет была очень агрессивная накачка украинцев, поэтому там всё серьёзно. Поэтому нам пожинать и пожинать эти плоды, работать и работать. Тем не менее, работать надо.

— В этой накачке выросли дети.

— Для детей счастье немного не так пишется  до 15 лет спокойно, это всё нормально меняется. Когда ты видишь благо, когда нет бандитизма. Ведь они живут-то по понятиям, там законы не работают. Там тебя прибить могут в любой момент. Они другого не видели и считают, что так и должно быть.

Шарик отвязался — его сожрали

— Вы наших-то видели, кто до сих пор по понятиям живёт?

— Да у нас их почти не осталось. Я вчера-позавчера  иду по Борзе…

— Ну Борзя поменялась.

— Не то слово! Что было 20 лет назад и сейчас — это огромная разница. Раньше солнце закатилось, и даже собаки не бегали, потому что только Шарик отвязался — его сожрали моментально. Это ж всё было, ё-моё. А сейчас люди семьями, с детьми гуляют, шпана в футбол гоняет на стадионе, а не водку пьёт в подворотне. 

— А в Шилку съездите — всё нормально. И в Чернышевске. Да и в Могоче неплохо, если ещё мозги приложить.Это ж система управления — потягушки между главами городов и районов надоели, они нам вообще не нужны, ни к чему доброму не  ведут.

— Чем по задачам в спецоперации сейчас отличаются кадровые военные, мобилизованные, добровольцы и вагнеровцы (группа Вагнера — это российская частная военная компания, принимающая участие в боевых действиях. По данным «Википедии, принадлежит предпринимателю из России Евгению пригожину — Ю.С.)?

— У каждого своя зона ответственности есть, ничем они не отличаются.

— Зона ответственности — это территория?

— Территория, или полоса обороны, полоса наступления — как хотите назовите. 

— То есть по факту все перечисленные не делятся по принципу «этих запускаем в бой первыми, этих вторыми, а этих третьими»?

— Ну конечно. Каждому кусок исходя из боевого потенциала режется.

— А потенциал у них какой боевой? Те же самые мобилизованные, по моему, в сравнении с опытными военными слабее.

— Почему ты считаешь, что наши мобилизованные не имеют потенциала, меня вот это удивляет. Это взрослые мужики, которые прошли армию, которые умеют стрелять и воевать. Чем они хуже тех, кто сегодня в строю?

— Опытом.

— Слушай, опыт где приобретается?!

— На практике.

— Ну вот и всё.

— А у них практика 10, 15 лет назад была.

— На третий день все будут отпрактикованные! Я по себе тебе могу сказать: как только снаряды с пулями засвистели — сразу практика нормальная, сразу мозги включаются. Там всё очень просто: или ты, или тебя.

Учить будет ДОСААФ

— А вообще есть тема потренировать на сборах тех, кто сейчас не был мобилизован?

— Мы об этом будем говорить даже не просто про тех, кто сейчас не призван, а и про тех, кто вообще не служил. Я только что встречался с молодёжью здесь, у нас в филармонии, и женщина, преподаватель, правильный вопрос задала: «Я не умею ничего, чем я на фронте могу быть полезна? Я готова туда идти, мне нужно специальность какую-то приобрести».

Сейчас приеду [в Москву], поставлю вопрос про ДОСААФ (созданное в 1951 году Всесоюзное добровольное общество содействия армии, авиации и флоту — Ю.С.). Он чем занимается? Пусть сейчас раскручивается, берёт и готовит кадры: стрелять можно, водить можно, медициной можно заниматься, правда? Сейчас мы это дело продавим.

— Почему массово не привлекаются сотрудники силовых подразделений правоохранительных органов: прокуратуры. приставов?

— Юль, давай спустимся с небес. У нас в прокуратуре много в армии служили? Они все с юридического института и, скорее всего, там не были. Если даже военная кафедра была, то слава богу, а, скорее всего, даже её не было. То есть он, допустим, полковник юстиции, а его по сути надо рядовым ставить, обучать элементарным навыкам и только после этого отправлять.

— Я про силовые подразделения у тех же приставов.

— Мы и так оттуда, думаю, отобрали. Тема в этом есть, конечно, надо просто разобраться, кто служил — кто не служил. Кто служил, можно сразу забирать, кто не служил, надо готовить. Правильно же?

Но я думаю, об этом думают, потому что война долгая. И когда говорят, что мы 300 тысяч отмобилизовали и всё будет хорошо — это громаднейшая сила, серьёзная и толковая, но это с хохлами воевать. А если натовцы зайдут?

— Они, судя по сообщениям официальных источников, уже зашли — там же наёмники.

— Ну это лабудень, наёмники — это дело такое. Процент наёмников говорит о следующем: у хохлов кончаются свои люди. Второе: надо понимать психологию наёмника. Наёмника никто за Украину умирать не заставит, он приехал деньги зарабатывать, про это не забываем. Поэтому когда тяжко становится, наёмники первые сваливают, а те (солдаты ВСУ — С. Ю.) умирают, потому что у них сзади заградотряды стоят свои же.

«Если бы мы тогда провели частичную мобилизацию, мы бы уже в Киеве были»

— Что должно случиться, чтобы, представим фантастический вариант, завтра это всё закончилось?

— Не знаю. Я такого варианта не вижу, надо правду людям говорить, а не  басни, что завтра всё будет хорошо. Завтра, наверное, всё будет ещё тяжелее, и послезавтра будет тяжелее. До переломного момента нам ещё работать и работать. У нас нет других вариантов, будем работать и всё равно победим. Россия — не та страна, которая когда-то проигрывала.

Мне говорят: «А если будет перемирие?» 

Вы поймите правильно, от вашего перемирия толку не будет. Любое перемирие сейчас — это отложенная война, более жестокая и кровавая.

— Ну мы ж от Киева один раз уже отошли.

— От Киева-то мы отошли, потому что у нас сил не хватило и мы перегруппировались, если правду-то говорить. Не просто бы мы отошли. Если бы мы тогда провели частичную мобилизацию, мы бы уже в Киеве были.

Но кроме мобилизации мы же ещё приняли законы серьёзные. За уклонение от воинской службы, например. Не забудьте про них. Причём этот пакет законопроектов мы быстро приняли. Госдума сейчас моментально это рассмотрит и выдаст на гора, нет проблемы в законодательном плане не потому что поверхностно будет, а потому что время требует моментальных решений.

— Госдума может принять всё, что угодно, у меня  другой вопрос. Вот приняла она закон об уголовной ответственности от призыва, а человек, например, в принципе не то что не  держал оружия никогда, а никогда не хочет этого делать. Что делать с ним? Он себя не переломит. Он при этом не уклоняется, он придёт в военкомат.

— Вот и пусть идёт воюет.

— Он стрелять не будет в людей.

— Да куда он денется-то. До тех пор, пока по нему стрелять не начнут, а там моментально мозги на место встанут. Кто был в окопе — тот понимает, о чём идёт речь.

Если вы думаете, что я генералом родился, то вы ошибаетесь, я вторую  чеченскую прошёл в совершенно других должностях и знаю, что это такое.

— А много вы встречали военных, которым потом требуется психологическая реабилитация?

— Нет, не много.

Всё-таки военные изначально сильны духом и большинство из тех, кто сегодня ранен, рвутся обратно.

— Но это военные, которые наверняка добровольно на службу пошли.

— Ребята, друзья мои, вот эти мобилизованные мужики через месяц будут профессиональными военными. Попомните моё слово.

Возьмём Великую Отечественную войну: у нас к 1945 году в звене до дивизии из профессиональных военных никого не осталось. Правда? По весне 1945 года 80% командиров стрелковых  полков были директора школ, учителя и преподаватели вузов, прошедшие все этапы от лейтенанта до полковника и профессионально командующие своими частями.

— У них был боевой опыт.

— А сейчас не боевой?

— Он приобретался тогда, когда на твою страну напали, и ты вынужден её защищать.

— Это от лукавого. Если бы мы дождались 1941 года,  когда на нас напали, было бы, наверное, сейчас тяжелее. Воевали бы мы сейчас не под Херсоном, Мариуполем и Донецком, а где-то в районе Краснодара и не дай бог Сталинграда.

— То есть ситуацию зимы этого года вы сравниваете с 39-40 годами?

— Я сравниваю с тем, что у нас президент принял мудрое решение нанести превентивный удар, потому что мы знали развитие ситуации. Давайте правду говорить: в 2014-м году я где шлялся-то? Я именно там и был. Я ещё в 2014–2015 годах говорил, что это отложенная война.

После подписания  минских соглашений к концу 2015 года было понятно, что их никто выполнять не собирается. 

— Почему тогда в то время ничего не предпринималось?

— Предпринималось. Политические меры предпринимались серьёзные, но американцы пошли своим путём. Они же не только против России воюют, вы посмотрите, что они творят, ёлки палки. 

Они поставили несколько задач. Они понимают, что с нами трудно, они пытаются нас вымотать, но они жутко просчитались с экономикой. Не ожидали они, что у нас экономика не только выдержит, но ещё и вверх попрёт, и это они признают.

Но они душат западную Европу, полностью разваливают Евросоюз, а он развалится, никуда не денется. Они губят европейское производство, а из них делают страны третьего мира. И ведь сильные политики [в Европе] — вы посмотрите, их нету. 

Такая же ситуация во Франции. Единственной там Венгрия встала на дыбы, но они не европейцы, они угро-финны — для тех, кто хорошо знает историю. И вот они говорят: «Мы подыхать под общую гребёнку не хотим». Я вообще венграм не завидую,  не знаю, как Орбан ходит и как с ним ещё какая-нибудь авария не случилась (премьер-министр Венгрии Виктор Орбан выступает против санкций, против России. В мае этого года он объявил о введении в стране ЧС из-за войны на Украине и критиковал введённые в связи с ней санкции — Ю.С.) или ещё какая-нибудь беда.

Здесь очень серьёзная тема, закрутилась Третья мировая война. Дело не только в хохлах. Дело вообще не в хохлах, дело в новом мировом порядке, который только начинается.

Ребят, только всё начинается, и к этому нужно быть готовым и морально, и физически, и держать удар, и понимать, что нам ещё долго сопротивляться.

«Как тараканы по щелям»

— Андрей Викторович, чем вы, помимо спецоперации, занимаетесь в Госдуме?

— Я вот уже неделю в крае и стараюсь решить те вопросы, которые у нас, к сожалению, не идут. Только что беседовал с тремя главами районов — у нас, оказывается, ещё за прошлогоднюю наледь людям деньги не выплачены (зимой 2021–2022 годов из-за начавшегося в крае водного периода грунтовые воды начало выдавливать зимой во дворы и в подполья домов — Ю.С.).

Мне пока не сильно понятно, почему так происходит, и когда мне говорят, и когда сегодня они мне говорят: «Нам сказали: «Выплачивайте сами», — они с чего выплатят? У них в районах бюджеты не потянут. 

Куча вопросов, к сожалению, не решённых, и я пока решений не вижу каких-либо. Хорошо, не выплатили мы сегодня — выплатим в декабре или январе — а этого вообще нету. Все просто как тараканы по щелям рассосались… Ну так же нельзя.

Губернатора, к сожалению, нет на месте, я бы хотел с ним переговорить. Но мы с ним и там переговорим. 

Так нельзя. Потому что вот сейчас помощь мобилизованным: все просят про дрова. Причём опять всё спихнули на глав районов. Да, мужики там корячатся, надо признать, что они и с предпринимателями переговорили, и многим дрова завезли. Я говорил с директором Харанорского угольного разреза Георгием Циношкиным, он говорит, письмо на 200 тонн отправили.

«Ну, — говорю, — Жор, 200 тонн явно мало будет, там вагонов хотябы 10 по 70 тонн, 700 тонн то есть».

Сейчас с Уртуем (Уртуйский уголоный разрез, входит в «Приаргунское производственное горно-химическое объединение», которое находится в городе Краснокаменске и в ходит в компанию «Атомредметзолото”- Ю.С.) переговорим. Поговорю с Владимиром Верховцевым (глава «Атомредметзолота» — Ю.С.), я думаю, они тоже какое-то количество угля выделят.

В степных районах ведь (практически весь юг Забайкальского края — Ю.С.) никогда дровами не топили, испокон века топили углём. Надо будет девчатам, которые без мобилизованных мужиков остались, помочь. Причём забесплатно. Думаю, вытянем.

По сену например: мужики уехали, оно осталось. Главы [районов] сейчас вовлечены, это дело почему-то закрутили на [зампреда правительства Забайкалья] Инну Щеглову, всю эту помощь. Губернатору виднее, но, если правду говорить, не бабское это дело. Я к Инне отношусь с большим уважением, она волевая, последовательная и это один из достойных моего уважения вице-премьеров нашего правительства, с кем я в своё время близко работал.

— Сейчас ушло время пиара про то, что мы хотим то или это. Сейчас время конечного результата, причём везде. У нас, к сожалению, не везде поняли, что прошлая жизнь, когда можно было рассказывать в ящик, прошла. Сейчас поехали по сёлам — ну это же кранты.

Мы говорим: «Люди должны жить нормально», а эта проблема с интернетом нигде не решена. Кабель завели в администрацию, а по домам развести некому, нет управляющей компании. Девчонкам своим говорю: «Тащи сюда, не поймут, будем в Москве разговаривать». Мало будет — у Рудольфовича скажем (в передаче Владимира Соловьёва — Ю.С.), там все сразу на уши встанут.

Возьмём село любое: в Могочу, в Алекзавод приехали. да и, я думаю, в Маргуцеке не лучше — мы не видим читинские новости. У них  не показывает «Россия Чита», да там вообще нихрена не показывает, потому что тарелки поставили — то они работают, то нет.

Если нет интернета, нет телевизора, — они откуда информацию получают? Вчера разбирался — оказывается, из районной газеты. Ну газета — дело хорошее, но они не могут весь объём информации охватить ею по краю.

— Если интернет есть с перебоями, есть чат в Viber на всё село, и там обсуждаются все события и страхи вплоть до нападения Японии.

— Сразу на Маргуцек? (смеётся)

— Конечно.

— Ну там ещё Ковыли есть!

— На Ковыли во вторую очередь.

— Я всё объехал, знаю там всё. В этот раз поехали по отдалённым сёлам, где до этого не были. Манкечур и ещё два села в Александрово-Заводском районе. Ну, народ приехал, а они ни меня, ни кого. Я понимаю, почему не знают — у них ничего [из связи] нет, блин!

Но для них какое-то открытие, что к ним человек приехал — и не важно, что не знают. Причём я посмотрел, в Манкечуре они очень крепко живёт. Причём число детей в школе не меняется, убыли нет.

А нет убыли по детям — признак того, что всё будет нормально.