Забытые поэты. Трогательный пропагандист Василий Казин

Пролетарские поэты – отдельный предмет для насмешек. Только ленивый теперь не пинает самого известного прислужника советской власти, полулегендарного Демьяна Бедного. Но так ли бездарны в действительности были эти поэты, или порой мы просто не хотим видеть в них проблески таланта? Попробуем разобраться на примере одного забытого певца «великих штатов СССР» – Василия Казина.

Друзья, рады представить вам ежемесячную рубрику, посвящённую российским поэтам, творчество которых по тем или иным причинам оказалось забыто. Можете не сомневаться, в закоулках нашей истории есть немало настоящих поэтических сокровищ. Сегодня, когда в основном говорят пушки, проникновенное слово может стать незаменимым подспорьем для мыслящего и тонко чувствующего читателя.

Большинство пролетарских поэтов забыто. Кроме Бедного, был ещё, например, Скорбный. Сегодня мы помним этих товарищей лишь по некоему общему портрету из литературы. Ильф и Петров высмеивают их через собирательный образ стихоплёта-приспособленца Никифора Ляписа-Трубецкого. Булгаков показывает пропагандиста Ивана Бездомного как представителя явно низшего сорта в литературном мире 30-х.

Василий Казин родился в Москве в 1898 году и прожил целых 83 года – для поэта много. Юность пришлась на революционные годы, и Вася, будучи сыном крестьянина-колодезника, принял революцию с воодушевлением. И пошло-поехало: Союз рабочей молодёжи, Бауманский райком комсомола, Наркомпрос, Пролеткульт.

Посмотрим на некоторые его стихи не без любопытства.

…Пошёл в Кремле с разрухой бой.
И Ленин, как мастеровой,
Смешавшись с массою людской,
Бревно вдруг ухватил рукой –
Той самой – ленинской, какой
Писал декреты нам о мире
И о земле. И – ой! –
Все грянули, дивясь, и шире
Царь-колокол разинул рот:
Бревно,
Бревно берёт…

Ну вы поняли. Бревно. Ни остроумия Маяковского, ни формальной игривости того же Бедного. Вообще ничего. Мертвечина.

А вот здесь чуть лучше:

Живей, рубанок, шибче шаркай,
Шушукай, пой за верстаком,
Чеши тесину сталью жаркой,
Стальным и жарким гребешком.

Тут хотя бы звукопись есть – слова с шипящими звуками расставлены неплохо. Да и в «жарком гребешке» что-то есть такое жаркое, гребешковое. Но близко расположенные «сталью» и «стальным» смущают, попахивают профнепригодностью.

А эти стихи вообще криминал. Зарисовка от лица строителя:

Глаза каруселью кружило,
Туманился ветра клич.
Утро тоже взносило,
Взносило красный кирпич.

Бреду я домой на Пресню,
Сочится усталость в плечах,
А фартук красную песню
Потёмкам поет о кирпичах.

Как жалко выглядят в этих строчках попытки сделать что-то поэтическое. «Сочится усталость», вот это да. Открытый перелом что ли в плечах? А от фартука, испачканного красной кирпичной крошкой, который исполняет песню потёмкам о кирпичах, рыдать хочется. Ещё это «о», выбивающее строчку из размера. Правда, трогательно. Как неумелый детский рисунок.

И тот же Казин в 22-м году пишет стихотворение, которое Евгений Евтушенко потом включит в антологию «Поэт в России – больше, чем поэт. 10 веков русской поэзии».

ГАРМОНИСТ

Было тихо. Было видно дворнику,
Как улегся ветер под забор
И позёвывал... И вдруг с гармоникой
Гармонист вошёл во двор.

Вскинул на плечо ремень гармоники
И, рассыпав сердце по ладам,
Грянул — и на подоконниках
Все цветы поплыли по лугам.

Закачались здания кирпичные,
Далью, далью опьянясь,
Ягодами земляничными
Стала сладко бредить грязь.

Высыпал народ на подоконники -
И помчался каждый, бодр и бос,
Под трезвонами гармоники
По студеному раздолью рос.

Почтальон пришёл и, зачарованный,
Пробежав глазами адреса,
Увидал, что письма адресованы
Только нивам да лесам.

Очаровательная сюрреалистичная патока. Ничто здесь не натужно, а некоторая бедность выражения играет принципиально иным оттенком – детской непосредственностью.

Говорят, Казин был очень добрым и скромным человеком. У него были хорошие отношения с Есениным и Маяковским, он не присоединился к травле Пастернака за «Доктора Живаго».

«В подцензурной, подгепеушной, боязливо-завистливой среде московских литераторов, нафаршированной стукачами, Казина выручала его репутация «рабочего поэта», и ему доверяли быть редактором, полагаясь на его классовое чутьё. Он ради самоспасения изо всех сил старался играть предложенную роль, но в отличие от многих «рабочих поэтов» не во вред другим. У Казина была не выветрившаяся до конца его дней порывистая благожелательность, и несть числа тем, кому он помогал не только добрым словом, но и содействием редактора» – Евгений Евтушенко. 

Начиная с 60-х годов о поэте вспоминали всё меньше. На фоне громогласных шестидесятников блёкли поэты и покрупнее, куда уж там Казину… Последний изданный сборник его стихов датируется 1984 годом.

В заключение приводим ещё одно стихотворение Казина, которое поэт написал, когда ему было сильно за 50. Искусственная удаль уже не имела никакого значения. Кирпичи, рубанки и брёвна улетучились, остались жизнь и смерть. Осталась поэзия – чистая и сильная.

НА МОГИЛЕ МАТЕРИ

Сквозь гул Москвы, кипенье городское
К тебе, чей век нуждой был так тяжёл,
Я в заповедник вечного покоя —
На Пятницкое кладбище пришёл.

Глядит неброско надписи короткость.
Как бы в твоем характере простом
Взяла могила эту скромность, кротость,
Задумавшись, притихнув под крестом.

Кладу я розы пышного наряда.
И словно слышу, мама, голос твой:
«Ну что так тратишься, сынок? Я рада
Была бы и ромашке полевой».

Но я молчу. Когда бы мог, родная,
И сердце положил бы сверху роз.
Твоих забот все слёзы вспоминая,
Сам удержаться не могу от слёз.

Гнетёт и горе, и недоуменье
Гвоздём засело в существо моё:
Стою — твоё живое продолженье,
Начало потерявшее своё.