«Какие эмоции, если кислорода не хватает?» — зампред Гурулёв про последствия паводков в Забайкалье

Тем не менее, мы полицию в Чернышевске оповестили по патрулированию подтопленных улиц. Массовых жалоб по этому делу не было.

— А однократные?

—  По мародёрству не было. Но у меня немножко задача другая. Я занимался тем, чтобы людей спасти.

Крайний раз мы в Акшу поехали. Там Гидромет обижается, но они ведь реально там до 60 миллиметров предсказывали, дали штормовое предупреждение. Что такое 60 миллиметров? Это шесть вёдер на квадратный метр. И это всё с гор скатится. Это куда пойдёт? Конечно, в малые реки. Ведь нам навредили-то именно малые реки.

Говорят, что сейчас Нерча и Витим поднимутся — это большие. Там уже все к этому привыкли и это нормальное явление. Главное, чтоб малые сейчас не вылетели, как вылетела Кия.

— Кия-то и в 2018 году сюрприз Шилке приподнесла.

— Приподнесла. Причём с губернатором разговаривали, сейчас дело пойдёт к тому, что нужно будет строить большое количество домов, потому что их затопило и эти дома явно непригодны. А историю 2018 года, когда вола за хвост тянули, повторять не очень хочется. В принципе, он тоже согласился. Быстро не получится. Я думаю, год-два.

Там есть вторая проблема, которую мы сегодня с Кошелевым обсуждали: с территорий, которые постоянно топятся, нужно людей убирать. Там есть те. Кто упёрлись рогом: «Давайте мы дом построим». А потом его заново строить?

Нужно выделить территории в этих же городах, построить микрорайоны или районы, чтобы люди могли жить. Всё равно эти обязательства, я думаю, мы на себя возьмём. Сейчас мы ждём прямую линию или с премьером или в верховным главнокомандующим, на которой, я думаю, это решение будет принято.

Сейчас у нас осталась только оценка домов специализированными организациями. Институтами по-простому.

— Как вам рулится ситуациями, когда нужно собрать все ведомства и направить их работу? Насколько удалось сейчас выстроить систему работы в ЧС?

— С пожарами у нас в этом году спокойно благодаря природе в основном, давайте правду говорить. Хотя мы и готовились к этому делу довольно-таки серьёзно. С той водой, которая есть, у нас все опашки сейчас позаросли лучше, чем были. Это природа, ничего не сделаешь.

Мы сейчас понимаем, что идёт сумасшедшее лесовосстановление в горельниках и во всём остальном, потому что дожди пошли весной, семена проросли, и молодняка будет очень много. Это несмотря на то, что вода причинила.

Что касается взаимодействия со всеми структурами: мы моментально создали оперативный штаб, куда входят все органы исполнительной власти региона совместно с муниципалитетами и с федеральными структурами, которые на это дело идут, начиная с полиции, МЧС, Росприроднадзора и других. В принципе, у нас проблем по взаимодействию не было.

Перед тем, как прийти к наводнению 2021 года, мы прошли пожары 2019 года, подтопления были в прошлом году. Мы проводили сборы, занятия с главами муниципальных образований. Это раз. А во-вторых я же много по районам езжу. Мы проводим комиссии по чрезвычайным ситуациям, где действия должностных лиц обговариваем, что и как должно быть. Я по всем главам районов могу сказать: у кого-то лучше, у кого-то хуже получилось, но у всех получилось нормально.

Не было такого, чтобы кто-то ходил, разинув рот.

— Насколько главы районов сейчас готовы к тому, как вести себя в первые часы подтопления?

— Нормально готовы. Им я рядом и не нужен. Я должен посильную помощь оказывать, быть может, отсюда: нужно отправить спасателей, МЧС, если нужно — авиацию, потом уже выехать на место. Все мероприятия любой трагедии проводят именно главы муниципальных образований и главы поселений. У меня ни к кому претензий нет.

Один из краеугольных вопросов в рамках ЧС — это с людьми надо уметь разговаривать. И вообще уметь разговаривать в принципе.

— Как? Вот вы, например, поматериваетесь иногда. А, может, и не иногда.

— А вы слышали? (улыбается)

— Да.

— Когда?

— У вас проскальзывает.

— Бывает всякое, но, тем не менее, людей надо успокоить и услышать, потому что одно дело, когда ты сидишь в Чите и понимаешь, что творится там, а другое — когда видишь это своими глазами и слышишь людей. Поэтому на месте решения принимаются спокойно, помощники отрабатывают, всё это у нас моментально происходит где-то лучше, где-то хуже.

Хотелось бы, чтобы в каждом населённом пункте по 10 лодок. К примеру. Но в Шелопугино-то в обычной жизни они и не применимы, честно говоря. Что с ними делать-то?

В Газ-Заводе тоже с 1958 года такого не было, но там все населённые пункты находятся на возвышенности. Я только потом понял, что это было сделано в 1958 году. Были в Усть-Начине. Это, правда, Сретенский район, но, тем не менее, заход с Газ-Завода. Они всю деревню там подняли и перенесли на возвышенность. То есть после наводнения 1958 года они все наши населённые пункты поднимали с зоны затопления и переносили.

— А те, кого топит сейчас?

— В Газ-Заводе никого не затопило, там только дороги размыло.

— Сретенский? Нерчинский, Чернышевский районы?

— В 1958 году были как раз Газ-Завод, Шелопугино, Балей.

В советское время было проще: всем дали команду, все пошли. А сейчас начнётся: «Я хочу», «Я не хочу», «Вы нас дискриминируете». Будет шуму, гаму, воплей.

Тогда решения принимались правильные, и спасибо за решения 1958 года — сейчас в Газимуро-Заводском районе ни один населённый пункт по сути не пострадал. Дороги — да, отрезало — да, мосты — да, а населённые пункты — нет.

— После наводнения в Чите в 2018 году мне рассказывали, что те дачи, которые тогда затопило, строились в безводный период…

— А Смоленка? (посёлок под Читой, который в 2018 году сильно пострадал от наводнения — авт.)

— … и как будто бы в тех местах даже строить было нельзя, не разрешали.

— Я вам по Чите скажу: сейчас, когда начали разбираться с этими домами, я вызвал Петра Павленко (заместитель министра природных ресурсов Забайкальского края — авт.) и говорю: «Петя. Давай сделаем карту затопления». Там должен институт разрабатывать, дело серьёзное, год работы минимум. Но это надо делать.

Сколько было противодействия: «А зачем», «А почему». Вы представляете, мы бы эту карту сделали, у нас пол Читы окажется в зоне затопления.

— А это проблема…

— (перебивает) Проблема только с головой бывает, всё остальное мелочи.

— Это проблема того, что научное сообщество в своё время не поддерживали?

— Почему? Просто есть факт, что её у нас нету толком, и поэтому те дома, которые понастроили в пойме реки Читинки, у нас или грунтовыми водами хлещет… Я думаю, что сейчас, после этого дождливого года мы с грунтовыми водами с ума сойдём. Полезет со всех щелей: с подвалов, со дворов, с улиц, со всего подряд.

В любом варианте работать надо.

Мы составили план работы с Кирилловым (Дмитрий Кириллов, руководитель Федерального агентства водных ресурсов — авт.). Мы хотя бы по защите Читы, там больше 3 миллиардов, хотим деньги получить и их реализовать, чтобы по Чите и по Шилке в том числе закрыться по полной программе.

Посёлок Заречный в Нерчинске затопило из-за нашего идиотизма, другого слова не подберёшь. Человек просто взял дамбу сам себе насыпал, за ней не ухаживал. Причём прокуратура ему дала предписание это дело убрать, в итоге он постарался кому-то перепродать. Дело мутное, прокуратура разбирается. Мы туда не лезем, не можем.

Так вот эту дамбу прорвало и бедное село затопило. А оно крепкое такое, мне понравилось. Они живут так хорошо.

— Они там на этого предпринимателя злые.

— Я тоже был бы злой, если бы у меня дом по окна затопило. Радовался бы, в ладоши хлопал что ли?

— Так они несколько лет там жили и видели, что он с дамбой делает.

— Таких дождей не было, последствий таких. А тут же второй раз дамбу рвануло. Причём после первого раза мы написали в прокуратуру, прокуратура выдала предписание.

— Первый раз рвануло в начале июня?

— Да. Причём там ведь тоже затопило. Есть дома, которые сильно, а есть не очень — дома, которые повыше. Там, в принципе, можно содержать водохранилище, но, чтобы построить дамбу, надо построить нормальный проект. Это не самодеятельность, а серьёзнейшее сооружение.

Мы сейчас были на Жарчинском водохранилище — до какой степени там всё капитально сделано! Дарасунский рудник сейчас до конца добивает, там запроектированная ещё в советское время дамба, её нужно просто поддерживать. Несмотря на дожди она не пострадала. Да, на сливе там размыло немного, но тот же посёлок Светлый и другие, которые ниже неё, вообще наводнения не почувствовали.

— Мне учёные говорят, что советская система защиты от паводковых мероприятий была грамотно построена, но за строениями не смотрели. Как будто бы к бывшим руководителям области и края приходили гидрологи, которые расклад подтоплений давали, но к ним не прислушались. А прогноз такой: в регионе начался водный период, который продлится 7-13 лет, и паводки июня-июля — детский лепет в сравнении с тем, что может быть в ближайшие годы.

— Я не знаю, как было раньше. Чтобы это дело не обрастало легендами. Я скажу, что у нас было порядка 40 бесхозных сооружений.

— Это на нынешний момент?

— Да. Но надо понимать, что они разные. Например, был там раньше какой-то рудник, они держали свою дамбу. Её проще уничтожить, чем её содержать, в ней нету смысла.

Проблемные дамбы постарались сделать: досыпали со стороны Шилки, деньги туда выделяли. Чётко понимали, что у нас Акша полетит, потому что там дамба была повреждена. И мы её сделали, сдали сейчас. Очень сильно волновались за Тунгокочен, потому что его бы смыло сейчас. Там ставят хорошую дамбу, до октября её полностью выведут.

Я приехал туда, собрал людей. Спрашивают: «А вдруг прорвёт?» Их можно понять, но как им объяснить, что мы же не от балды её построили, а проект заказали, люди посчитали? По проекту мы всё полностью сделали. Там без дураков.

Сделали аккуратно. А народ там на что жалуется? На то, что вот, приехали строители, пыль стоит, дышать нечем. Я говорю: «Ребят, я всё понимаю, но строить-то как-то надо». Сейчас дали задачу, чтобы подрядчик дважды в день там дорогу поливал, но ему надо водовозку притянуть в этот Тунгокочен, а это тоже не ближний свет. Правда, да?

По Шилке мы вопрос давно ставили, по Чернышевску — нет, потому что, честно говоря, мы в Чернышевске такого наводнения не ожидали. По Шелопугино тем более не ждали, потому что про такое здесь и старики толком не помнят.

Сейчас министерство природных ресурсов за это отвечает, мы основные проблемные моменты накидали, ждём решения Кириллова, потому что по той же дамбе в Шилке проектирование не меньше года. То есть, если всё пойдёт по-нормальному, года 3 и появится дамба. А за это время нам надо построить жильё и железно построить его не в зоне подтопления.

— Утащить людей от рек?

— Утащить. Я ещё раз подчеркну: главное никого не потерять из людей, всё остальное построим и восстановим.

— Сколько дамб сейчас нужно построить с нуля?

— Минимум 3 дамбы в Чите. Там цена очень тяжёлая, но мы на этом настаиваем, губернатор на этом настаивает. Думаю, у нас получится.

И обязательно — Шилка.

— Деньги где брать?

— Федерация. Чита — это где-то 3,5 миллиарда.

— Шилка — это одна дамба?

— Там будем решать. Скорее всего, надо будет продлять по всему городу.

— Это как?

— Давайте, специалисты разберутся, потому что мы сейчас пальцем будем показывать, а умные товарищи скажут: «Ребята, вы тут неправильно всё говорите».

Наше дело сейчас — написать техзадание, а они должны это дело рассчитать и в проекте заложить.

По дамбам будет работать «Гипропроект» скорее всего. Это Новосибирск, Москва или Екатеринбург. Не очень сильно проектанты выходят. Это кажется, что дамбу засыпал, и всё, а на самом деле это куча изысканий, это надо бурить везде. Очень тяжёлая и кропотливая работа.

— Какой прогноз на ближайшие 3-5 лет?

— Никакого. Пока, я думаю, что мы ничего не расскажем.

— Вы знаете, но не расскажете?

— Не про то! То, что нам скажут, будет относительным, на основании многолетних наблюдений. Компьютер выдаст какую-то картинку на ближайшие 5 лет. Скажут, к примеру, что ожидаются осадки выше многолетних — всё!

— Торейские озёра, например, начали наполняться. Это говорит о начале водного периода?

— Тореи начали наполняться, потому что Усть-Ималка потекла и Ульдза из Монголии, но пока что-то слабенько. Но Торей — дело такое: мы подняли военные карты, через Торей шла узкоколейка, 1944 год. То есть Торея не было.

— Может, сухой период?

— Может быть. Но это или утрачено, или лежит так сильно далеко, что никто не может эту тему вытащить. Я думаю, сейчас никто точно не спрогнозирует, когда Торей наполнится до того состояния, каким мы его помним году в 1997, когда карасей вычерпывали оттуда.

Вообще у бурятов же легенда ходит, что был большой грохот и всё наполнилось водой. Не верить тоже нельзя, потому что это передаётся из уст в уста, это ж нигде не описано и, скорее всего, нигде не изучено.

— Здесь вопрос-то в другом. Сейчас ощущение, что бьём по хвостам.

— По сути, да.

— Как будто бы прогнозирования нет.

— Давайте мы не будем до конца кошмарить наш Гидромет. Они, по-моему, и так в унынии от того, что происходит. Пожелаем им хорошего развития, чтобы у них и штат увеличился, и станций побольше стало, и прогнозы поточнее были.

— Край может на это повлиять?

— Полностью федеральная тема, при чём туда выделены очень большие деньги. Когда Путин с полгода назад проводил видеоконференцию, он чётко указал, что никакие платные услуги Гидромет платно оказывать не должен.

— Помните историю с Шилкинской ГЭС, когда собирались затопить или 13, или 19 населённых пунктов, кажется? Год 2007-й?

— В 2007 году я был здесь, в Забайкалье, но, честно говоря, не помню. Помню, как начали строить дорогу на Нарын-Лугокан.  Я думаю, [промышленность] у нас будет развиваться. Посмотрите даже на «Удоканскую медь». Стоит и «Забньюсу» туда слетать. Вы не только сами посмотрите, но и расскажете о тех масштабах, о порядке, которые там есть.

— Под порядком вы что имеете в виду?

— Порядок — это нормальное производство, производственная дисциплина. Вы посмотрите, что нет никакого бардака, каждый знает своё дело. Как в муравейнике: муравьёв куча ползает и даже совещания не проводят.

В этом порядке заключается их развитие.

Сейчас каждого вице-премьера закрепили за федеральными округами. А если внимательно посмотреть на эти федеральные округа, в советское время это были производственные анклавы. То есть это очередной шаг к госплану.

— Госплан госпланом, но почему за нашим федеральным округом закрепили Юрия Трутнева, который и так много лет здесь работает. Почему не нового человека, который может что-то привнести?

— Просто мы в Забайкалье не так давно вошли в Дальневосточный федеральный округ. Они много чего привнесли. И, в принципе, на примере Юрия Петровича Трутнева и был применён опыт закрепления вице-премьеров за остальными федеральными округами.

Для нас как для простого обывателя это не сильно видно. Самое главное, чему нам всем сейчас нужно научиться — это умению отвечать за свои слова и моментально принимать решения. Ни ждать, ни рассусоливать, ни забалтывать. Даже если оно будет не совсем правильное, ты всё равно будешь куда-то двигаться. Это решение можно по ходу дела скорректировать. Ты будешь под критикой, но если ты будешь напрямую рассказывать о том, что ты делаешь, найдётся пара маргиналов, но большинство-то будет за тебя. Вот и всё. Всё просто на самом деле.

— Но ведь это прямо противоположная позиция действиям руководителей ведомств, которые, боюсь вас неточно процитировать, задорно убегают с работы в 6 вечера в пятницу.

— Мы должны иметь единомышленников. Понятно, что у нас в России принято многое делать с пинка, так уж повелось. Пускай на меня рычат, бурчат, но любой шаг вперёд — это результат хорошего пинка под зад. Но руководителю, помимо того, что рычать, нужно уметь слушать своих подчинённых.

Есть те, по которым ты видишь, что он приходит с одной мыслью — как отмазаться от задачи. Тут надо просто лавочку заканчивать. А есть те, кто больше тебя понимает. Я, например, к этим дамбам без Пети (Петра Павленко — авт.) к этим дамбам никогда не полезу, он жизнь этому посвятил.

Такого финансирования по дамбам, как по Забайкалью, вообще на Дальнем Востоке нет. Примерно в 10 раз выше любого другого субъекта.

— С какого момента так стало?

— Во всяком случае, последние 3 года.

— Чего мы тогда дамб тогда не настроили?

— Что это мы их не настроили? Прилично, между прочим. Мы и ЧС сколько настроили.

С этой Читинкой сейчас — она ещё громыхнёт, я вас уверяю. К этому надо сейчас готовиться. Мы сейчас уже который раз — второй? — закапываем берега. Мы сейчас восстановили то, что в 2018-м поразмывало. Укрепления восстановили в районе, где детская железная дорога и в сторону Каштакского моста. Очень много сделано, но теперь надо идти выше, потому что там река сильно изменила русло за последнее время, и начало подмывать дамбы.

Конечно, нам придётся этим делом заниматься, иначе то, что в тех зонах построили в немеряном количестве, сдует.

— Когда карта подтоплений будет готова?

— Год работы. Цена вопроса там где-то порядка 6 миллионов рублей.

— А они будут?

— Будут.

— Это карта по краю?

— Мы взяли только Читу и Читинский район.

— На край сколько нужно?

— Ой, не считали ещё.

— Чего ожидать забайкальцам в августе — сентябре?

— Это пальцем в небо с одной стороны, с другой — нужно быть готовым к любым катаклизмам. Вполне может затопить и в августе, и в сентябре. Самое главное — это беречь себя, вовремя эвакуироваться, все ценные вещи поднять на чердаки. Всё остальное, друзья мои, мы восстановим. Не быстро, но восстановим.

Нам надо строить 71 мост. Одномоментно не построишь. Если обыкновенные одноплатформенные, то постараемся до следующего лета, но надо смотреть по ситуации.

Есть ещё одна проблема: эти мосты ещё колхозы строили, документов на них нет. Сейчас стараемся все эти документы восстановить, всё поставить на учёт. Работы море.

— Вы бы сами в забайкальской деревне согласились жить?

— Если бы мне там применение было, согласился бы. Я ж деятельный мужик, ёлки-палки. Вся деревня на уши встанет. Представляешь, бедная деревня будет (смеётся). Никому спокойно жить не дам.

Но если сравнить с центральной Россией, то наши деревни выглядят получше.

— Да ладно!

— Да ни ладно. Если проедешь по старой дороге от Москвы до Питера, поймёшь, что Забайкалье — это рай. На машине! Ездишь же? Как сама не водишь, ремня надо!

А жить надо там, где работа есть.

— Вы говорите о том, что у нас в крае сейчас возможностей больше, чем в центральной России?

— У нас возможностей по ведению, как край непуганных — помнишь, да? Сейчас приехали смотреть на кислородный завод. Сказали: «Да, проблема есть, но всё равно построим».

— Когда?

— А год.

— Когда начнётся строительство?

— Год-год. Сейчас они оформляют землю, под эту землю заказывают оборудование. Но они смотрят не только на кислород. Они вообще газом занимаются в Красноярске, а у нас же сейчас рудники расширяются, это востребовано всё.

Не секрет, что мы здесь на пике третьей волны с колёс кислород возили. Ждали каждую машину, потому что у нас его откровенно не хватало. Мы никого не загубили, всё притащили, что необходимо, но мы были на грани.

Да, Краснокаменск сейчас начал производить медицинский кислород, но н в лучшем случае обеспечит краснокаменскую и борзинскую больницы, мощностей не хватает. А у нас целый край и основной потребитель всё-таки Чита.

— Сначала я ваши слова восприняла, как будто бы вы просто психанули.

— Нет. Какие эмоции, если кислорода не хватает? Говорить о том, что у нас через год ковид закончится, было б навязчиво. Давайте говорить правду, что у нас каждая волна всё сильней и сильней. Говорят: «Ты плохо прививаешь». Да сколько вакцины было, столько и привил! Да всех, кого мог. Привил, и себя в том числе с супругой. Брата только не уберёг.

Сейчас массово пришла вакцина, у нас никогда не было 45 тысяч на остатке. Сейчас она идёт и слава богу.