Жизнь строгого режима или как на зоне отбывают

Забайкалье ещё с давних времён был каторжным краем, здесь были и ссыльные, и женская колония. До сих пор осталось множество так называемых режимных объектов. Один из них — исправительная колония строгого режима № 1 города Нерчинска. А «исправляют» здесь тех, кому первый срок социализироваться не помог.

Мне не раз удавалось пообщаться с бывшими заключёнными, но все они уже были на свободе, и от «зоновской» жизни в них почти ничего не осталось, кроме воспоминаний, конечно. В этот раз, я отправилась в Нерчинск, чтобы поговорить с теми, кто по ту сторону колючей проволоки, во время пресс-тура от пресс-службы УФСИН региона.

Запрещённого ничего нет? Телефоны сдаём, господа журналисты!

Примерно так встретили нас на режимном объекте. Сначала окно приёма передач — здесь сидят человек 10 женщин, которые ждут своей очереди, чтобы передать, так называемую «весточку» с воли.  Жёлтые стены, пошарпанная форточка, деревянные скамейки и пара свиданий в году, но они ждут.

— Вы, по трое за решётку на досмотр проходите, — кричит сотрудник контрольно-пропускного пункта.

Мы и проходим, сдаём паспорта и получаем справки, вот с ними и будем передвигаться по зоне. Взять с собой можно только блокнот и ручку, телефоны запрещены категорически. Как позже расскажет мне заключённый, за колючей проволокой связь своя — «зонафон». Подходишь, 15 минут на звонок и в отряд. Пока задумываюсь о предстоящей «экскурсии», передо мной уже открывается дверь, за ней куча тропинок и играет радио, тишины здесь нет, но песни специфические. Никакого там шансона, как принято считать, сплошные патриотические композиции. Передвигаться по зоне без сопровождения мне тоже не разрешили, сославшись на то, что мужчины здесь сидят не по одному году, а я девушка и «мало ли чего».

Что ж, идём, как и принято здесь — под конвоем.  Первым делом нас провели на новое производство, по запаху это бункерного типа помещение напомнило мне конюшню, где я когда-то проводила почти всё свободное время, также пахнет прелым сеном. Оказалось, здесь выращивают вёшенки, а чтобы появился урожай, нужно смешать сено и споры грибов, мицелий. Занимается этим осуждённый Юрий, он здесь сам и за рабочего, и за начальника.

— Мы грибами начали заниматься в январе 2022 года. Мне пока нравится, вот с одного мешка можно снять урожай так примерно на два килограмма, — рассказывает он.

Юрий в белом зоновском халатике выглядит, как некий учёный, он с любовью смотрит на свои грибы, рассказывает об их производстве. Слушать о вёшенках, безусловно, интересно, но попробовать их пока нельзя, они ещё не выросли, но в будущем их могут даже консервировать.

Заключённые здесь — рецидивисты, спецконтингент. Вот и Юрий тоже человек-тень, без имени и жизни, его ничего не отличает от других осуждённых, кроме белого халата, но и на нём есть бирка с номером отряда. Отвожу его в сторонку, чтобы поговорить наедине. Сначала он удивляется, что с ним решили поговорить, скромно улыбается, но настроен дружелюбно.

— Скажите, а как вы здесь оказались?  — спрашиваю.

— Да так же как и все, я раньше уже отбывал, тогда была статья тяжёлая, не хочу вспоминать, — отнекивается осуждённый.

— Хорошо, а второй раз как оказались? — стремлюсь всё-таки узнать я.— Честно сказать, у меня статья и сейчас тяжёлая, сказали, что умышленное причинения тяжкого вреда здоровья. Я-то не хотел, получилось так, что уж поделать. Теперь сижу, срок большой, я недолго здесь нахожусь, — разговорился Юрий.

— Дома-то есть кому ждать? — узнаю я.

— Конечно есть! У меня супруга ждёт. Моя тоже вот растениями занимается, дома в цветах всё. Видимо и мне пора начать. Приду, помогать ей буду, — говорит он.

— А мечта у вас есть? — Мечта, да у нас здесь у всех она банальная, на свободу хочу, к жене вернуться, — вздыхает грустный заключённый.

«Этими руками только тапочки шить!»

Разговор наш прерывают сотрудники, они зовут пройти в швейное производство. Находится оно неподалёку, маленький ангар, с зелёными столами и швейными машинками. За столами сгорбившись сидят осуждённые, они пытаются строчка к строчке сшить изделие, кто-то уже стал в этом настоящими профессионалом, почти 10 лет стажа! Подхожу к высокому мужчине в чёрной форме, он соглашается ответить на вопросы. Знакомьтесь, это заключенный Евгений (имя изменено), он отбыл на строгом режиме девять лет.

— Добрый день! Евгений, скажите, как вы здесь оказались?

— Я уже не впервые в лагерях, до этого попадал по 105-й, убийство было. В этот раз тоже человек погиб, но здесь я не хотел, случайно вышло, — как под копирку отвечает мужчина.

Его история до банальности проста. Виной всему алкоголь. Евгений отдыхал в компании друзей, завязался конфликт. Затем драка. Потерпевший получил серьёзные травмы головного мозга, тогда он был жив. Позже, по словам Евгения, из-за ненадлежащего ухода его оппонент скончался. Так и получил Евгений причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть человека, а в общем, 11 лет «строгача».

Дома его ждут сестра и мама, семью он завести пока не успел.

— Так я всё время на зоне, какая там семья может быть! — смеётся Евгений.

На этом наш разговор заканчивается, осуждённому нужно приниматься за работу. Сейчас они готовят местный заказ, шьют форму одежды для одной из исправительных колоний Забайкалья. Для многих будет удивлением, но зоны стараются обеспечивать себя сами, между собой они разбирают товары.

Теперь нас ведут на последнее показательно-передовое производство, точнее обычное СТО, но ремонтируют здесь не простые машины. БТР (Бронетранспортёр — ред.), например. Он приехал в зону, к счастью, не своим ходом, раньше стоял на стеле в городе Балее. Сейчас его реставрируют, а дальше его отправят не на спецоперацию, как подумала я с первого взгляда, а обратно на стелу, в общем, ничего криминального.

Неподалёку от танка стоит настоящий раритет — «Москвич» 1953 года выпуска, именно он поедет на параде Победы в Чите. Сломанные экспонаты стекаются к нерчинским заключённым со всего Забайкалья. Разговаривать со мной на этом производстве никто не собирался, мужчины заняты делом, общаться с журналистами им некогда.

Приходится уходить только с впечатлениями, никаких записей. Вскоре мы приехали обратно в Читу, а жизнь на зоне продолжила идти своим чередом. Помню, по рассказам бывших осуждённых, что они ценят свободу иначе, относятся к ней так, будто это единственное, что остаётся в жизни после освобождения. Остаётся надеяться, что когда мужчины выйдут на свободу, их взгляды изменятся, и несмотря на то, что их считают «пропащими» и «отъявленными», они станут полноценными членами общества.